На линялом небе завитушки облаков. Уже сентябрь, но осень не торопится.
Жужжащий, стрекочущий луг с цветочной всячиной сползает прямо в море. Лениво реет над стогом сена большекрылая чайка.
-Куда тебе?- останавливается старенькая «японка».
-В Пурнему.
-Ну, ты, даёшь! Туда только на лесовозе проедешь,- озадаченно смотрит на меня парень в галстуке.
-А другие варианты есть? – занервничал я.
-Можно морем с рыбаками или самолётом,- парень вышел из машины.
Он пах луком и недорогим одеколоном.
-Всё?!
-А что, мало?!- он мял в губах ещё не прикуренную сигарету,- с Питера?
-Из Москвы.
-Места здесь что надо, рыба хорошо попадает,- парень смотрел на бирюзовую скатерть моря.
-Ладно, садись, давай, сейчас заскочим ко мне на работу, а там чёо -нибудь сообразим.
-Кем трудишься?
-Директором.
-Круто.
Парень довольно улыбнулся губастым ртом.
-Чем рулишь?
-Коммерческим кладбищем.
-Как это… коммерческим?
-Умирает человек, мне тут же звонят, я приезжаю к родственникам, говорю, что все расходы на себя берёт моя фирма: гроб, венки, место на кладбище, могила, а они мне отдают субсидию государственную на похороны. За отдельную плату можем памятник поставить. У меня завязки с гранитной мастерской хорошие.
-Спрос есть?
-Спрашиваешь! Это тебе не Москва, здесь жизнь тяжёлая. Народ пьёт, потом похмеляется и так круглый год, без выходных и праздников, в итоге все к нам.
- Сам местный?
-С района, а в городе с девяносто третьего.
-Что заканчивал?
-Архангельский лесотехнический,- он скруглил губы и выпустил в небо верёвочку дыма.
-А чего не по специальности?
-Не нужна моя специальность никому – весь лес на делянки поделили и почти вырубили, только вдоль моря ещё стоит.
На кладбище мы долго не задержались, директор Саша расторопно дал указания какой-то девице с жирно выделенным помадой ртом, могильщикам, курившим с потухшими лицами в тенёчке. Сделал пару звонков из конторы смежникам и поставщикам.
-Садись, нам ещё в хозяйственный заскочить, «Трои» надо взять бутылок пять.
-Какой «Трои»?
-Ты точно с Москвы,- засмеялся директор Саша.
-А с поморами ты чем расплачиваться будешь?
-Водкой или деньгами.
-У нас поморы «Трою» пьют. Экономично, а по шарам бьёт, круче, чем твоя водка.
-А что это за огненная вода такая?
-Да в Питере разливают, там почти один спирт – «народный» напиток. И не придерёшься – не алкоголь, а техническая жидкость для бытовых нужд. Как голландский спирт «Рояль» перестали продавать, светлые питерские головы замутили эту «Трою». Хозяйственный на окраине райцентра. Оживление у входа.
Продавщица с высокой крашеной причёской отпускает «Трою» по две бутылочки 0,33 в одни руки, но если покупатели просят, даёт больше. В очереди одни мужики сизого цвета с недельной небритостью. Работы в Онеге нет, морской порт практически встал, народ догоняется всякими спиртосодержащими жидкостями.
Лес рубят-щепки летят.
Их время ковыляет и спотыкается. На дворе теперь другие времена. Вчерашние строители коммунизма сегодня не востребованы. День стоял какой-то задумчиво тихий. Легковушка проворно катила по песчаной, местами усыпанной щебёнкой дороге и камни громко барабанили об днище. Море оставалось всё дальше и дальше.
Мы были совсем одни. Через открытые окна пахло сосновым лесом. Наконец бревенчатая деревня, крытая волнистым шифером. Баньки под угором у воды, метёлки фиолетового иван-чая у нагретых солнцем срубов.
После Москвы я окунулся в абсолютно другой мир звуков и запахов. Деревенская пекарня, дед с папироской на скамейке. Мужик бензопилой без устали чекрыжил берёзовые стволы на чурбаки, раскрасневшийся парень с прилипшей чёлкой их колол на четыре части, а белобрысые мальчишка с девчонкой таскали жёлтые поленья и складывали в дровник. Зимы здесь долгие.
Кто-то копал картошку на огороде. Из открытого гаража страдала любовью популярная певица Марина Журавлёва. Несколько «казанок» с истёртыми дюралевыми бортами, дожидались прилива на обсохшем дне. В отлив реку можно спокойно перейти. Со всех сторон деревню обступает лес.
-Ну всё, давай, я договорился, завтра утром подойдёшь к лодкам, Витя тебя свезёт в Пурнему. Переночуешь у тётки Натальи с дядей Мишей.
-Сань, спасиб.! Удачи в бизнесе как-то неловко желать,- жму руку директора на прощанье.
-Давай, хорошего отпуска, будешь в Онеге, где меня найти, знаешь.
Саша загрузил в багажник три ведра брусники и уехал.
-Есть-то, мы сегодня будем или как?!- с плохо скрываемой обидой интересуется внутренний голос. Тело не хочет думать о душе.
Я смотрю на вечернюю деревню, я дышу деревней.Потом иду в избу. Самотканые тряпичные дорожки на полу, сервант мерцает хрусталём рюмок, в углу чёрно-белый телевизор. В нём всем своим мясом пляшет индийская танцовщица.
-Водку пьёшь?- разъехался в улыбке хозяин.
-Не люблю, но буду,- честно признаюсь я.
Тётка Наталья с некрасивым, но улыбчивым лицом проворно выставила на стол горячую сковородку, сказав:
-Погоди, сейчас свежего лучка накрошу.
Мы быстро раскромсали яичницу, выпили водку, а потом и чай с московскими конфетами, кошка ушла спать в соседнюю комнату.
-Это вы, городские, без дела много сиживаете, время промеж рук у вас текёт, а в деревне только успевай поворачиваться,- пьяненько хмурился хозяин,- горазды вы, москвичи, в телевизоре языками хрястать.
Алкоголь лучшее средство коммуникации, сидим с дядей Мишей, уже допились до философии. Вечерело, в закатном солнце тлела деревенская улица.
-Тебе что ль в Пурнему надо?!- настороженно щупал меня взглядом помор. утвердительно киваю.
-По прибылОй воде за пару часов дойдём.
Затарахтел мотор. деревня, бани, огороды побежали назад. река вровень с голыми берегами, казалось ещё чуть-чуть, и она перельётся через край. попетляв вместе с рекой, вышли в Онежский залив. На большой воде гуляли ветер и штормило, грязное тряпьё туч быстро волоклось в сторону дальнего берега. Нас начало нешуточно кидать по мутным буграм и прояминам.
-Может вернёмся переждём?!
-Не-е! Дойдём! Уже отлив, если чё-е, тут мелко.
-Далеко до Пурнемы?!
-Километров десять осталось.
Пурнема со своими деревянными церквями увязла где-то в мутном киселе антициклона. Витя громким перематом подбадривал себя и меня.
Нос «казанки» море то задирало вверх, то окунало в жёлто-зелёную воду.
Эпизодически было видно дно. Мотор начал реветь с перебоями, а потом забурчал и вовсе заглох. Наступал полный трындец, потому что больше нечему было наступать.
-Давай, греби, а я попробую завестись!- силился переорать ветер Витя.
Отчаяние накрыло меня вместе с солёными брызгами.
-Подворачивай, подварачивай к берегу!- командовал Витя.
Я подналёг на вёсла. Неожиданно мотор встрепенулся-ожил- затарахтел.
Витя резко вывернул «казанку», берег стал нехотя приближаться.
-Метров сто будет,- прикинул я расстояние.
В следующую секунду мотор заглох окончательно, мы едва не черпанули левым бортом воды.
-Николай Угодник, выручай нас дуроломов!- в отчаянии шептал я одними губами,- Господи! Что бы ещё раз в шторм сунуться в море! Да никогда в жизни!
Витя проворно стащил с себя плащ, куртку и сапоги, схватил якорь –трёхлапник с верёвкой и, не раздумывая, полез в море.
-Где-то по грудь,- фиксирую, сдёргивая сапоги, и лезу следом.
Холодная вода взорвала мозг и даже через одежду обжигала всё тело. Волны выталкивали нас к лесу. Во рту было солоно.
-Давай, придерживай за борт, чтобы не затопило!- багровый от натуги Витя волок «казанку» к песчаному берегу.
Дюралевую лодку подкидывало на злых невысоких волнах. Ноги всё время чувствовали твёрдое дно. Щётка леса ближе и ближе.
-Это так, штормик плёвый!- подбадривает меня Витя,- если б не мотор, проскочили бы!
По пояс…, по колено…. В спину бубнит и толкается море. За мысом ветер почти не чувствуется. Кажется пронесло…
-Надо было переждать,- с детской бесхитростностью выдыхает Витя.
Прошло минут пять, а может и все полчаса, выглянуло солнце. На небе ещё колобродили ошмётки недавних туч. Дождь перестал. Я вглядываюсь куда-то далеко, где нет ни страха, ни тоски, а дальше, сколько хватало глаз, рябило море.
Сердце колотилось, рвалось наружу.
Вдох-выдох...
Таганка, май 2013.
фотография автора